| ИНТЕРНЕТТО 2007 -лайт версии |
|
| ИНТЕРНЕТТО 2008 - лайт версии |
|
|
 |
АЛЬМАНАХ СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ИНТЕРНЕТТО 7
Ирина Ряполова
"Грустный дождь смывает все грехи…"
***
Почитай мне стихи про небесную даль голубую,
Принеси мне коктейль из рыданий слепого дождя,
Заглуши мою боль на секунду своим поцелуем,
И соври про любовь. Я поверю, как в сказку дитя.
В эту грустную ночь поиграй при свечах на гитаре.
Посижу в уголке, буду тихо тебе подпевать.
Я шпион в твоих снах, полукровка, суккуб, Мата Хари,
Я была рождена, чтобы падать и снова взлетать.
Посвети мне в лицо фонарём ярко-синего цвета
И увидишь в глазах отраженья чужих городов.
Впереди Рубикон. Жребий брошен. Приходит вендетта.
Я украла тебя из объятий нимфеток и вдов,
Из лубочного плена зелёных московских бульваров,
Златоглавых церквей и заполненных залов кино.
Увела наугад в подземелья прокуренных баров
И ночных посиделок на кухне с чилийским вином.
Так рисуй меня в белом на чёрной как сажа бумаге,
Расскажи, как спасaла тебя от десятка смертей.
В твоём взгляде так много беспечно-фальшивой отваги,
В моей жизни так мало чужих бесконечных ночей…
Ты меня выбирал, как малыш дорогую игрушку,
Обнимал, как невесту солдат после долгой войны.
Отвернись. Не смотри. Мы давно друг у друга на мушке.
Не ходи за порог. Там зима. Подождём до весны.
Виктор ВОЛКОВ
"Последний рубеж"
Часть 1. Новайс.
Глава 1. Начало пути.
Он проснулся от ощущения легкого недомогания. Полежал немного с закрытыми глазами, вслушиваясь в себя, вспоминая то, что произошло накануне, ощущая прохладный ветерок: “Окно, что ли, забыл закрыть?”
***
Вроде бы ничего особенно из ряда вон выходящего не случилось. Он - как и обычно, по пятницам – пошел с друзьями в развлекательный комплекс “Альбатрос”, расположенный на Арбате, рядом с театром “Вахтангова”. Все складывалось как нельзя лучше. В четверг, его бумажник захрустел новыми купюрами – получил зарплату, да еще и отпускные. Такое дело надо было отпраздновать. То же самое сказали и друзья:
- Юр-а, Юраа, Юр-а-аа, - пропел его лучший друг Артем, - все просто замечательно! У меня на выходные родители уезжают – так что раздолье гарантировано!!
- Да, да, - подхватил Василий, - да и я думаю, будет много новых и старых знакомых, начнем в “Альбатросе”...
Так оно и произошло. Когда Юрий подошел к “Альбатросу”, там уже собралась приличная компания, состоящая в большинстве своем из девчонок. Все были навеселе и то тут, то там слышались шутки и смешки. Девчонки были одеты “по моде”, в откровенных топиках и в обтягивающих джинсах или в белых с блестками штанах - клеш. Некоторые курили сигареты, преимущественно Voge-легкий. На парнях – тоже обтягивающие джинсы и рубашки с короткими рукавами. Каждый держал в руках по бутылке пива. Только один Артем был при параде – в костюме-тройке с галстуком и в очках, что резко бросилось в глаза. “Откуда у него очки?”- подумал еще Юра.
- Ааа, вот и наш к’найт!! - улыбаясь во весь рот, сказал Василий.
- О чем это ты, - попытался протестовать Юра, впрочем – не особо успешно.
- Да мы тут решили соединить приятное с полезным. Сходку устроить, в общем...
И понеслось. Настроение как-то сразу упало – не очень хотелось общаться с “рошниками”, особенно, когда была надежда просто отдохнуть с друзьями. Тем более, начали досаждать своим вниманием изрядно подвыпившие девчонки. А он терпеть их не мог в таком состоянии. Противны были, и все тут! Поэтому, сославшись на что-то (сейчас это уже не важно, да и в памяти не отложилось), Юра утащил Артема играть в бильярд.
***
“Постойте, постойте” – сердце колыхнулось и сильнее забилось в груди. Тут уж Юре совсем расхотелось открывать глаза. Он продолжал лежать, вслушиваясь в каждый шорох, а, надо сказать их было предостаточно. Слышался небольшой цокот, похожий на тот, что издают кузнечики, шелестела листва, тихонько шумел ветер, где-то недалеко плескалась вода и... лилась тихая, умиротворенная музыка. Да, да, именно музыка. Она обволакивала все другие звуки и исходила практически из глубины сознания. Юрий попытался тряхнуть головой, зажать уши, но это не помогло. Музыка стала глуше – не более.
***
- Знаешь, что-то ты очень хорошо стал играть, - расстроено проговорил Юрий. “Да, день что ли выдался такой неудачный?” – между тем, подумал он про себя. “Даже бильярд не приносит должного успокоения. И что это Артем так вырядился, да еще ТАК играть стал?” Действительно. Юрий проигрывал и проигрывал, можно сказать, в сухую. Такого раньше с ним не случалось. Пришлось глубоко вздохнуть и:
- Тем, может все-таки ну их, “рошников”? Смотри, они и без нас увлечены.
Друг ничего не ответил, но Юра почувствовал, что тот смотрит в зал, где гремела музыка, и было видно лишь мелькание отдельных частей тел танцующих – дискотека как никак, лазерное шоу. “Альбатрос” славился такими вещами.
- Что ж, - “хм, хм, и голос хриплый... Только стал? Или я только заметил?” – в чем-то ты и прав, - ответил Артем. – Но, подождем еще немного? Да, и я думаю, нам нужно присоединиться к остальным, они ведь ждали...
Опять недомолвка. “Да что сегодня происходит то!?” Но, прежде чем мысль обрела устную форму, к бильярду подошла девушка. Она была одета в белые джинсы с ярко оранжевым ремнем и такой же оранжевый топик, оголявший живот выше пупка. На руках были манжетки, которые обычно носят спортсмены, с нашивкой “Addidas”. Волосы свободно ниспадали к плечам и были светло-русыми. В зеленых глазах светилось лукавство.
- Пойдем, потанцуем? – спросила она Юру, и того будто жар обдал. Голос ему сразу понравился, да и девушка тоже. Он послушно, не сопротивляясь, протянул руку и почувствовал нежное прикосновение бархатистой ладошки. Снова бросило в жар:
- Пойдем...
***
Юрий вздрогнул и все-таки открыл глаза. Потом закрыл и снова открыл их. Над ним было небо.
“Так, так, так - это хорошо, я на даче” – Теммааа! – в крике прозвучало облегчение. Юрий сел, но увиденное заставило его вскочить. Он был не в саду. Да, под ногами шуршала небольшая травка (к слову сказать, у его друга сад был засажен знаменитой травой “Канада-Грин”, а посередине был устроен корт – сад для отдыха, что и говорить), да - росли редкие деревья, чем-то похожие либо на яблони, либо на груши; в конце концов, да – было ветрено, черт возьми, синоптики не подвели!. Но...
Вместо уютного, трехэтажного коттеджа со всеми удобствами, небольшой кирпичной жаровенки под шашлыки, домика для гостей - перед Юрой возвышался замок. Самый что ни есть настоящий, будто только что сошедший со страниц учебника истории. Замок был окружен большим рвом с водой. Единственный путь к нему пролегал через деревянный мост – опущенный, так и манящий пройтись по нему. Начинался мост с арки, по краям которой сидели деревянные горгульи и смотрели своими деревянными глазами прямо на Юрия. Создавалось впечатление, что они сейчас сойдут с постамента и накинутся на него. Оба постамента были довольно большие и представляли собой как бы маленькие беседки, с трех сторон открытые ветру, а со стороны моста – заколоченные наспех досками. В каждой беседке стоял стражник, одетый в высокие сапоги на молниях, просторные плащи, перевязанные кожаными кушаками и длинные шапки, очень напоминающие цилиндры. На каждой шапке – кресты, покрытые золотом и драгоценными камнями. На руках - рукавицы. В одной руке – длинный меч, рукоятки тоже инкрустированы драгоценностями, а в другой – знамя, с непонятным гербом, представляющим собой треугольник, на вершинах которого было нарисовано по непонятному существу – разному на каждой вершине. Знамена шелестели, и, что удивительно, именно они и издавали тот цокот, так похожий на стрекотание кузнечиков.
Юрий еще раз протер глаза. Потом ущипнул себя за руку – наваждение не проходило. Тогда он пересилил свой страх и направился к замку, начиная уже кое-что понимать.
***
До дачи они не добрались. Юрий так увлекся, ему так понравилось чувствовать себя в обществе красивой, тем более нравившейся ему девушки – Анжела, так, она сказала ее, зовут – что он потерял счет времени. Они танцевали, глядя друг другу в глаза и улыбаясь, заказывали напитки в баре, снова танцевали. Потом играли на бильярде. Удивительно – как будто мир растворился вокруг них. Отошли на задний план “рошники”, музыка уже не казалась такой громкой, а спецэффекты – надоедливыми. Им было хорошо вдвоем. Девушка очень часто смеялась – но почему-то Юра никак не мог разговорить ее. Когда он спрашивал о чем-то, Анжела либо улыбалась, либо увлекала его в новый танец. В конце концов, он бросил все попытки и просто наслаждался неожиданно выглянувшим из-за туч солнцем.
Одну деталь он заметил уже давно – но боялся спросить о ней. Анжела была в топике – и на каждом плече явственно проступала татуировка – крест, на фоне непонятного герба. Юра был силен в геральдике, но такое видел впервые. Причудливая церковь, даже не старинная, а просто непонятная, сзади виднелось небольшое кладбище. Странный герб. Он так и сказал. Но Анжела ничего не ответила – только нахмурилась, и повела его к выходу.
- Анжела, - попробовал тогда протестовать он, - что с тобой случилось?
- Я не думала, что ты все-таки спросишь, да и была неосторожна, - загадочно ответила она, и еще больше погрустнела. – Мне очень нравится с тобой, но, видимо, судьба думает иначе. Я надеялась... – тут она осеклась и посмотрела куда-то в сторону. Юра тоже обернулся.
Из бильярдной неспешно выходил Артем.
- А что... – начал было Юра, но тут друг увидел их, и улыбнулся. Юра почувствовал дрожь Анжелы, понял - она испугана, попытался утешить, - это мой друг, Артем, - и осекся, обернувшись. Артем снял очки, и их глаза встретились. А дальше – чувство стремительного падения в никуда и провал в памяти...
(Продолжение следует)
Павел АСТАХОВ
Стихи
Предрассветное
Заплетает лето лучики рассвета,
По листве рассыпав бисер бузины,
Поливая светом ультрафиолета,
О тебе напомнит блеском тишины.
Льдинки сожалений соловьиной трели
Растопить пытаюсь лаской нежных слов.
Обратило время в бусинки мгновений
Яркие гирлянды длинных вечеров.
Ливни проливные и дожди грибные
Капая слезами в шевелюры крон,
Ручейками смыли ожиданий мили,
Превращая встречи в мимолетный сон.
Не забудут клены глаз твоих зеленых.
Отразилась в лужах синяя звезда.
Под аккорды грома - тубы и валторны
Убежала с маем, видно, навсегда.
Не спешат пионы примерять короны,
Позволяя саду вдоволь доцвести.
И не слышно звона крыльев махаона,
На губах осталось горькое «Прости».
Выпьют медоносы, голубые росы,
Вспыхнувшего зноя легкая рука
Заберет, не спросит, трав хрустальных проседь
И твое, вослед мне, теплое «Пока!»
Ветерок порежет белые одежды
Облетевших яблонь в ленты-лоскутки
И восход в надежде, чтоб умчаться прежде
По журчащим водам озорной реки
Разбросал монеты розового цвета.
День согнал туманы с изумрудных плеч.
Заплетало лето лучики рассвета
И мгновенья наших мимолетных встреч.
10 июня 2007г.
Ольга МАТЫЛЬКОВА
" И ЭТО ВСЕ О НЕМ..."
Она проснулась разбитой.Вчерашняя внеплановая командировка на завод пепси-колы выбила ее
из рабочей колеи. Уже с утра ее немного подташнивало и непонятная тяжесть тенью легла на
сердце.
Она нехотя открыла глаза. По потолку ее каморки бегали крохотные солнечные зайчики.
самые смелые осторожно спускались вниз и прыгали прямо ей на подушку. она медленно
подняла руку, прикоснулась тыльной стороной к стенке.Зайка тут же лизнул ей ладошку и
повис на ее тонких пальцах, дергая ножками и извиваясь...
От этой нехитрой игры фантазии стало легче на душе. поднявшись, она заглянула себе в
глаза через тусклое зеркало на стене...
- Ну, что у тебя сегодня?-
-Сегодня воскресенье... ах,да...нужно встретиться с технологом конфетной фабрики в их
кафе-магазине... а в понедельник знакомить горожан с новой шоколадной продукцией...может
быть даже что-нибудь вкусненькое удасться продегустировать...
Мысль о еде вызвала новый приступ тошноты. Она решила отказаться от завтрака и
ограничиться только круто заваренным чаем и пятью таблетками активированного угля.
Вздохнув она села за письменный стол и начала править заготовленную с вечера статью.
Поработав с пол-часа она поняла, что вечером просто не в состоянии будет двинуться с
места, если сейчас же не приляжет и не отдохнет. Она завела будильник на 17-00 и юркнула
под одеяло. Минут через пятнадцать, как ей показалось, он зазвенел. стрелки показывали
17-00.
Двигаться не хотелось, усилием воли она заставила себя подняться, умыться , одеться.
Положив в сумочку блокнот и ручку, она вышла из квартиры.Путь ей предстоял
неблизкий.Пройдя подворотню, она оказалась на
улице.
На площадке перед музыкальным театром бесновалась толпа. Ее поразила нелепость
происходящего: приличные, нарядно одетые люди что-то возбужденно выкрикивали, галдели,
шумели, шипели, вздувались как пузыри, носились взад-вперед от парадного, стеклянного
входа к кассе и обратно.
Несколько секунд она изумленно смотрела. а потом окунулась в эту кипящую гущу.
Пробравшись к дверям, она увидела на них объявление:
"Народный артист России ... заболел.
Концерт отменяется."
- Как отменяется?!-
-Конечно, когда артистам не хочется работать они всегда болеют!-
- Значит в другой город поехал, жидяра, где больше заплатили!-
(Продолжение следует...)
Алла РЫЖЕНКО
"НА КРАЮ МЕЛОДИИ"
***
Сталкиваю лбами дни и ночи.
Миксером мешаю ложь с молчаньем.
Смысл теряю между нежных строчек.
Промышляю уличным гаданьем.
Становлюсь счастливой и порочной.
Растекаюсь сумрачным туманом.
Рана стала скважиной замочной.
Только ключ потерян за барханом.
Улыбаюсь вышитой улыбкой.
Плачу карамельными слезами.
Буду опрометчивой ошибкой
С терпкими зелеными глазами.
Руку протяни, даря надежду.
В жизнь другую силой, на аркане
Отведи меня, печалей между.
Надоело балансировать на грани.
Игорь ЛОБЗА
"ОГОНЬ СВЕЧИ, КАК КРИК В НОЧИ"
По дороге из родимого дома...
Как же трудно расставаться,
но ведь ждут,
Как хотелось оказаться
там и тут.
Раздвоиться, разорваться
жить для всех.
Быть счастливым и держаться
за успех.
Время мигом пролетело
вновь вокзал
Где семьи эскорт несмело
провожал.
Их не старость одолела,
это грусть
Изнутри снедает тело.
"Я вернусь!"
Герман Бич
"Латышская трагедия"
(От свободы к рабству)
2 часть
Сопротивление
Я стал мигрантом, так как был не латышом, а оттуда, из Калининграда, и к тому же оккупантом, ввиду того, что был офицером и служил когда-то в Советской Армии.
Всё это началось в годы расцвета горбачевской перестройки, в 1990-1991 годах, когда шквал массового издевательства всех средств массовой информации: телевидения, радио, газет, особенно «Атмоды» и «СМ-сегодня», к тому же ещё надо добавить расклеенные повсюду плакаты, листовки, обрушился на нас, воинов Советской Армии, ветеранов войны и армии, жителей военных городков, всех русскоязычных жителей Риги.
На заборах, на стенах домов, в местах для объявлений было различными красками написано «Оккупант», «Мигрант», «Русские – предатели, захватчики, убирайтесь в свою немытую Россию». Латышские молодчики останавливали на улицах одиноких солдат и офицеров, издевались над ними, угрожали, а порой и били.
Русская речь была не популярна в транспорте, в общественных местах. Замазывались краской русские названия улиц, площадей. Всё было против меня, таких, как я, нас. Но мы жили, работали, верили, что всё это временно, всё это пройдёт, успокоится, люди одумаются. Мы верили в себя, в свои силы, в Россию, у нас был Альфред Рубикс.
Народ боролся за свои права, против повышения цен, за свою жизнь.
10 января 1991 года пенсионеры, рабочие и служащие Риги независимо от национальностей заставили выйти из величественного здания Совета Министров Латвии И.Годманиса и объявить, что намеченное повышение цен на рыбу и рыбную продукцию не будет. Не выйди он, не скажи это, Совет Министров был бы взят штурмом разъяренной толпой, ещё уважающих себя людей, умевших тогда ещё постоять за себя.
Люди уже лезли, вставали на подоконники первого этажа здания, намериваясь ворваться внутрь и наказать тех, кто повышает цены.
По этому поводу повышения цен на жизненно важные продукты питания, удорожания жизни простых людей мне уместно прочитать стихотворение нашего рижского поэта Феликса Каца.
С подмостков жизни, как со
сцены,
Судьба-злодейка скалит
пасть –
Сегодня подскочили цены
В два раза, в три, в четыре,
в пять.
Совмин, не ойкнув и не охнув,
Ступил на свой крутой
маршрут –
Авось мигранты
передохнут
И оккупанты перемрут.
Сменив литавры на
сурдинку,
Искусно маскируя ложь,
Под видом перехода к рынку
Ведут в республике грабёж.
Спешит, не разбирая броду,
Народофронтовская власть…
Глотайте воздух, пейте воду,
Пока цена не поднялась.
Потом было двадцатое января. Мы видим, что на экранах телевизоров, как будто, идёт запрограммированный фильм, дикторы, захлёбываясь, читают текст, показывается, как кто-то бьёт трассирующими пулями по машинам рижского ОМОНа, как несутся такие трассеры со стороны Бастионной горки, и омоновцы будут вот-вот сейчас окружены, взяты, уничтожены, но умиление у дикторов со временем проходит, бой идёт и идёт и, наконец, стихает, и выясняется, что пятеро бойцов рижского ОМОНа, видя безвыходность своего положения, никто этого не ожидал, берут штурмом здание МВД республики, обезоруживают и захватывают в плен несколько десятков его охранников, тех, кто открыл огонь по их машинам, да вместе с ними и заместителя министра внутренних дел, генерала, который руководил этим нападением.
И тут потом началось. Появляются баррикады, надолбы, колючая проволока, брёвна в центре Риги.
Машины, ополченцы, костры у мостов и перекрёстков, пьяные защитники и всеобщий психоз.
Русскоязычная Рига стремится не выходить из домов, меньше говорить не по-латышски.
Всё было натянута, как струна.
Но с нами была ещё наша армия, рижский ОМОН и наш Рубикс Альфред.
Противостояние возрастало.
В ответ на это 23 февраля 1991 года мощнейшая демонстрация, шествие всех тех, кто воевал, кто освобождал Ригу, кто служил в армии, кто приехал сюда отстраивать город, работать на его предприятиях, сотрясает Ригу. Огромная стотысячная колонна потянулась от парка Коммунаров, шла по улице Меркеля до вокзала, а там к памятнику Красных латышских стрелков, потом через мост над Даугавой к памятнику освободителям Риги.
Мы ещё живы, не быть геноциду, мы ещё все равны.
И вновь, это уже в последний раз, 9 мая 1991 года, здесь, в Риге, народ празднует разрешенный День Победы. Он ещё не запрещён. Рига в этот день вся в красных знамёнах, в цветах и с песнями. Кажется, не быть фашизму, будет всё так же мир, согласие, работа, дружба.
Но всё это так хрупко, недолговечно. Мир взрывается там, в Москве, и август, черный август, бросает одну половину жителей Латвии в страдания и позор.
Вместо принципа, соответствующему лозунгу «Латвия – наш общий дом», появляется другой «Латвия – для латышей».
Национализм, фашизм поднимает голову.
И началось. Всё недозволенное запрещается, разгоняются партии, общественные организации, закрываются клубы, дворцы культуры, не выпускаются многие газеты.
От этого люди подавлены, буквально раздавлены.
***
Август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь – страшные времена людской безысходности, неразберихи и смятения.
В этом разброде и запрещённости только ветераны войны и армии, русские и латыши, потерявшие Отечество, а с ним и право на уважение и почет, обреченные на позор и нищету, 21 декабря 1991 года собрались в зале училища имени маршала Бирюзова и создали «Союз защиты прав ветеранов». Около полутора тысяч делегатов-ветеранов избрали руководящий орган – Совет, а председателем его стал Альберт Николаевич Лебедев.
Созданный ветеранский союз был предназначен морально и социально, а также юридически поддерживать и защищать своих членов, и проводить работу в рамках законов Латвийской республики, взаимодействовать с органами власти, другими общественными организациями и движениями, имеющими с союзом общие цели по защите ветеранов, пенсионеров и всех других, попавших от этой независимости в беду людей.
Это была первая в Латвии организация, которая в условиях крутого национализма подняла голос в защиту обворованного и униженного населения.
Я, будучи председателем ветеранской организации завода РЭЗ, был избран в состав Совета этого союза ветеранов.
На предприятиях, в учреждениях, где работали ветераны войны, военные пенсионеры, нами начали создаваться первичные организации. Люди вступали в нашу организацию, так как боялись жить в одиночестве. Они искали защиту, понимая, что никто кроме самих себя, их уже не защитит.
В феврале – марте 1992 года в Риге прошли районные конференции, на которых были созданы районные организации и выбранные районные советы. И вот председателем районного совета «Союза защиты прав ветеранов» Зиемельского, бывшего Октябрьского, самого промышленного района Риги, был избран я.
Жизнь брала своё. Она бросала в нищету людей, отнимала у них право на труд, отдых, лечение. Военным пенсионерам не пересчитывалась, задерживалась на несколько месяцев пенсия, цены росли, люди начали голодать.
Появились пикеты голодных людей у здания Совета Министров, у Верховного суда за снижение цен, за отмену драконовских налогов, в защиту своих человеческих прав, за освобождение Рубикса и омоновца Парфёнова.
Ежедневно, по субботам, с часу до двух дня люди стояли у здания Верховного суда с самодельными плакатами, на которых было написано: вернуть работу, дешевую пищу, родной язык, освободить политических заключенных. Они стояли на этом людном месте под злобные выкрики одних и при поддержки других. Это была работа нашего «Союза защиты прав ветеранов Латвии». Люди наших организаций стояли в них и выдерживали этот ожесточенный натиск латышских националистов.
Наша штаб-квартира, расположенная в центре Риги, у Пороховой башни, на улице Торню,4 работала практически круглосуточно. Там у нас было организовано дежурство, каждый район должен был один день в неделю выделять людей для этого дежурства.
А люди постоянно приходили сюда, чтобы узнать новости, записаться, стать членом нашей организации. Они здесь также делились своими скудными средствами в помощь совсем неимущих и политических заключенных. Ну, к примеру, на оплату адвокатов А.Рубикса.
На предприятиях и в домоуправлениях мы проводили собрания, встречи, приглашали туда популярных политических деятелей, депутатов.
Мне лично приходилось очень много выступать, разъяснять людям, для чего создан союз ветеранов войны и армии, помогать им, не растеряться и организоваться в этой страшной для людей, ветеранов, пенсионеров жизни.
Постепенно наши ветеранские организации на предприятиях становились всё малочисленней. Пенсионеров армии первыми начали увольнять с заводов. Они же служили в оккупационной армии и не знали, и не хотели учить государственный язык.
***
По языку нас разделили на три категории: первая категория нужна была рабочим, дворникам, посудомойкам; вторая – инженерам, служащим, врачам, педагогам и всем тем, кто хоть как-то чуть-чуть стоит выше над людьми первой категории; и третья – высшая, в том числе и для меня, я же работал заместителем главного инженера крупнейшего производственного объединения Риги – Рижском электромашиностроительном заводе, для руководителей.
На предприятиях, учреждениях, заводах организовывались курсы по изучению латышского языка. Все на них учились, но при сдаче экзаменов многие не могли их сдать. Они не аттестовывались, так как были мигрантами, оккупантами, да ещё к тому же плохо знали историю Латвии, её новый Гимн «Боже, храни Латвию». Трудно выучить язык, когда его не применяешь в повседневной жизни, когда постоянно вращаешься в русскоязычной среде, когда вся техническая документация на русском языке и вся простая документация на русском тоже.
Конец первой части
Роман СТРАННИК
"Лабиринты инкарнаций"
Лабиринты инкарнаций
Лабиринты, скользящие тени,
коридоров призрачный свет,
под ногами плетутся ступени,
но я знаю... выхода нет...
Отголоски свечи растворили
отраженье старых зеркал,
голоса, имена+ позабыли,
но никто их даже не знал+
Облака проплывают над нами,
оставляя пепельный след,
все так просто... проплыть облаками,
все так сложно... времени нет+
Лабиринты, скользящие тени,
коридоров призрачный свет,
под ногами плетутся ступени,
и проходят тысячи лет...
Ирина БЖИСКАЯ
"ПО ДОРОГЕ СУДЬБЫ"
РАННИМ УТРОМ
Мазками белой краски - облака
на всём просторе синего холста...
Игра разбуженного ветерка...
Бутонные соцветия куста
сирени распуститься норовят
под взглядом первых солнечных лучей...
Родной подъезд, что временем помят,
и под скамьёю спящий пёс ничей...
И тихо утро по двору кружит,
свой ежедневный делая обход.
Ораньжевые стёкла - витражи -
раскрасил окна весело восход.
Слезами умиления - роса
на зелени проснувшейся травы...
Начала дня скупые голоса,
летящие в просторы синевы.
И в ширканье танцующей метлы -
как ловко дворник управляет ей -
вдруг нотки грусти чистые светлы
прорвутся песней о судьбе своей.
Лян Ройтлэндэр
"Размышления в рифму"
Размышления на станции Предпортовая
Тянется длинная лента заводов,
Липкая грязь обнимает ботинки,
Кружится дым в неземных хороводах
Над ржавой крышей закрытого рынка.
Вымерло всё: только пьяный рабочий
Тащит куда-то железную балку,
Мнущую слякоть. Так мир наш непрочный
Давит судьба колесом катафалка.
Где же душа? Потонула в потоках
Чёрной мазуты, зловонья и гнили?
Или разряды жестокого тока,
Дав двести двадцать, её погубили?
Но бесполезно искать трансценденций,
Ноги купая в асфальтовых лужах.
Я слышу дождь и пульсацию сердца,
Длящего жизнь, боль, тоску и ненужность.
Мир утопает в осколках бутылок.
Вечность рисует знакомую схему.
Пьяница чешет плешивый затылок,
Как Пифагор, доказав теорему.
Александр Балтин
"ВОЛШЕБНЫЙ МОЙ КИНЕМАТОГРАФ"
БУРИДАНОВ ОСЁЛ
Сквозь кожу сгнившую торчат
Белея - с мясом чёрным – рёбра.
Тут нерешительность, как кобра
Ужалила – смертельный яд.
И рядом две копны гниют.
Душистым было это сено
И очень вкусным несомненно.
Да выбор – слишком сложный труд.
Не так ли человек порой
Меж двух возможностей потерян?
Для хода правильного – зелен,
И выбор делает дурной.
Альфред Уайт
"Рок-н-ролл под рождество"
Рок-н-ролл под рождество
«Истину нельзя рассказать так, чтобы ее поняли; необходимо чтобы в нее поверили»
Уильям Блейк
Воздух, пропитанный светом цветных иллюминаций, возвещающих о приходе праздника, медленно и нежно скользил по улицам Нью-Йорка, смешиваясь с радостным смехом детей, ожидающих вознаграждения за то, что они есть, и еще ничего не успели натворить.
Легкий привкус клея и оберточной бумаги был неотъемлемой частью любого торгового центра. Бесконечные очереди у кассы, и мельтешащие перед глазами подарки завернутые во всевозможные вариации рождественских цветов.
Близился Новый Год. Дети мечтали о подарках, о полетах с Сантой на упряжке с оленями, а взрослые либо надеялись, что скоро вся суматоха утихнет, либо грустили, глупо завидуя тем, кто псевдо весел.
Сгорбившийся человечек проходил мимо Сквер Гарден, не обращая внимания на елку светящуюся большинством цветов радуги. Он шел так быстро, что, задел женщину плечом, и не заметил, что та упала.
- Урод – крикнула она ему вслед, но человечек уже скрылся из виду и ей оставалось только дуться и жаловаться на этого нахала родственникам.
Сегодня, в канун рождества, Шона уволили с работы. Он был кассиром, и перспектив особых не было. Но все равно не приятно чувствовать себя выброшенным.
Шону двадцать лет, а он ничего еще не добился в жизни. У него черные, густые, опущенные до плеч волосы, голубые глаза и не в меру расшатанные нервы. Не самые лучшие качества для кассира.
Праздник. Радость. Подарки.
- Дядя, вы не знаете где моя мама? – Послышался за спиной тонкий, испуганный голос.
Шон обернулся и увидел мальчика лет шести, в красной шапке с помпоном и леденцом, прилипшим к перчатке.
- А как она выглядит?
- У нее большая черная сумка, серый плащ и длинные волосы.
Если бы каждая подходящая под это описание женщина Нью-Йорка подарила бы этому малышу по подарку, то счастливее его не было бы на свете.
- Может что-нибудь еще?
- Да! Она красивая! – Улыбнувшись, сказал мальчик.
- Готов спорить, что ты не врешь. – Сухо ответил ему Шон. – Мо
|
|
| Интернетто |
|
| Календарь новостей |
| « Май 2024 » | | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс | | | | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
|
| Статистика |
 |
|
Приветствую Вас Гость | RSS
