| ИНТЕРНЕТТО 2007 -лайт версии |
|
| ИНТЕРНЕТТО 2008 - лайт версии |
|
|
 |
АЛЬМАНАХ СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ИНТЕРНЕТТО 4
Сергей БОНДАРЧИК
Мужские игры –
опасные игры
повесть
Местный номер телефона был плотно занят. Трижды пытался пробиться – глухо. В сумрачном, казенном вестибюле Большого дома становилось тоскливо. Я вытащил мобильник и набрал городской номер майора Дудича.
– Слушаю…– Спокойный, с хрипотцой голос Михалыча.
Кто-то там, на фоне, заверещал искаженным телефонным голосом, но Михалыч (опять же, на фоне) сказал: «Да помолчи ты секунду, твоя клизма от тебя не уйдет!»
– Извините… Майор Дудич.
– Михалыч, это я. Узнал?
– Серега Нечаев? Здорово, писатель! – обрадовался майор. Но даже обрадовавшись взял «писателя» в жирные кавычки. Не язвительно и тоном превосходства, а как бы с добродушной улыбкой.– Чую, ты где-то рядом.
– В предбаннике твоей грозной конторы, где ж еще…
–Ага, сотовым обзавелся? Забурел, парнишка… Ну ты это… передай его дежурному, а потом подымайся ко мне на третий этаж. Не забыл?
Через пару минут я вошел в кабинет майора Дудича – как раз в тот момент, когда он выдавал по внутреннему телефону: «В общем, так, Миронов, надоело мне тебя скипидарить. Завтра в десять утра ты положишь мне на стол распечатку, или сам на него ляжешь. А я тебе достоинство твое отрежу тупыми ножницами, причем без наркоза. Ты меня понял? Привет, задумчивый ты мой!..»
– Суров ты, однако, Михалыч, ох, суров! – сказал я, подходя к необъятному дубовому столу, за которым без всякой помехи друг другу могли бы разместиться трое усердных чиновников со всеми своими канцелярскими причиндалами. Восхищал меня этот шикарный стол, затянутый зеленым бильярдным сукном, с массивными гнутыми ножками и оскаленными львиными мордами по углам.– За таким львиномордым столом сидючи надо романы писать, длинные романы с продолжением. Толщиной в кирпич. А ты тут подчиненных кастрируешь, да еще и без наркоза… Кошмар какой-то…
Дудич вышел из-за стола, улыбаясь и растопырив руки. Интересно, медведи умеют улыбаться?..
– Ну, здорово, Серега! – проурчал он.– Здорово, писатель хренов!
Он облапил меня и так хрястнул по спине, что перехватило дыхание.
– Слушай, к тебе надо приходить в рыцарских доспехах,– просипел я.– Нежности твои медвежьи…
– Так я ж Михалыч,– улыбнулся Дудич,– такое уж у нас, топтыгиных, обхождение… Давай, рассказывай, пропащая душа.
Я вытащил из «дипломата» книжку с яркой картинкой на обложке и протянул майору.
– Ух, ты…– протянул тот.– «Криминальные истории»… Надо же… Сам написал, что ли?
– Куда мне… Сосед, конечно, помог.
– Шуткую,– сказал майор. Глянул на меня и усмехнулся. Будто вспомнил что-то.
Он внимательно прочитал посвящение на титульной странице, покрутил головой, как бы примеряя к себе добрые слова автора. Хмыкнул удовлетворенно и отложил книгу.
– Знаешь, Серега,– мечтательно сказал он,– мне тот охотничий домик до сих пор снится. Озерко это замечательное, сосны на крутом берегу… А какой клев там был! Каких щук я таскал – сказка!
– Ну а как насчет того, чтобы эту сказку снова сделать былью? – закинул я удочку.– Домик на месте, щуки не перевелись… Соблазнил?
Михалыч как-то поскучнел и засуетился.
– Хочешь коньячку? Полсотки для настроения.
– Дело хорошее,– согласился я.– Ну так как? Петрович жив-здоров, купил новый движок на лодку, к концу августа обещал баньку подремонтировать. А, Михалыч?
Майор достал из сейфа початую бутылку «Дербента», пару граненых стопарей.
– Извини, лимончиком не обзавелся. Ну да как-нибудь… А насчет вылазки – разве ж я против? Собрал рюкзачок – и вперед! Пару недель отдохнуть от всего этого дерьма – мечта светло-голубая… Так ведь куда от него, вонючего, денешься, не к столу будь сказано. Сидим в нем по уши. А перестанешь разгребать – с головой накроет… Бандюги лютуют почти в открытую, вытворяют что хотят, а на нас положили с прибором. Если так пойдет и дальше, скоро в вестибюле Большого дома забьют стрелку и меж собой станут разборки учинять.
Видимо, паршивый год выдался у майора. И не старый еще мужик, едва за сорок, а вон как сединой тронуло. В прошлый раз я ее что-то не заметил. Балагурит майор, добродушным дядькой прикидывается, а в глазах усталость и горечь.
– Ну ладно, не будем о грустном,– бодро сказал он.– Давай пропустим по маленькой за твою книгу. Небось расписал, какие мы героические ребята? Киллеров хватаем пачками, авторитетов распихиваем по камерам, а для разминки, между делом, всякую «отмороженную» кодлу укладываем мордами на асфальт… Браслетики знай пощелкивают, справедливость повсеместно торжествует, а герой-сыскарь выковыривает пулю из бронежилета и, скромно потупясь, отвечает телевизионной девице: мол, ничего особенного – работа у нас такая. Что, угадал?
– Если я когда-нибудь накропаю такую халтуру, пристрели меня из своего обшарпанного «макарова».
– Ловлю на слове,– хохотнул Михалыч.– Но если тебе не нравится обшарпанный «макаров», могу предложить полицейский кольт сорок пятого калибра. Заодно и обновлю эту никелированную штукенцию.
– Бандитский трофей? – поинтересовался я.
– Вполне легальная игрушка,– сказал майор не без гордости. Он выдвинул ящик стола и вытащил открытую кобуру, откуда торчала изогнутая рукоятка шикарного револьвера, словно из голливудского боевика.– Сам шериф Чикаго подарил. Гостила у нас тут американская компашка, делилась опытом…
– А почему именно тебе? – спросил я.– Обычно такие подарки достаются высокому начальству. Нет?
– Приключилась с этими ребятами одна хреновенькая история. Вляпались по незнанию местных обычаев… Ну а мне с моими орлами пришлось выручать. Вот – презент.
Я откинул барабан. Все патроны были на месте.
– Так и не попробовал в деле?
– Ты будешь первым, на ком попробую,– мрачно сказал Михалыч.– Если накропаешь… как ты сказал… лобуду? Давай еще по маленькой – за то, чтобы не пришлось тратить на тебя патроны. А то у меня всего две дареные коробки.
Мы пропустили по второму стаканчику. Майор немного отошел, по крайней мере горечи в его глазах поубавилось. И если бы не ранняя седина, был бы Михалыч тем самым заводным мужиком, с которым так здорово было прошлой осенью на Любимовском озере.
– Одно меня утешает, Михалыч,– сказал я,– чувство юмора ты пока не растерял, не утопил в том дерьме, о котором рассказывал. Значит, можно еще жить.
– Можно, Серега, можно… – вздохнул майор.– И даже очень неплохо, ежели заткнуть уши, закрыть глаза и не сильно трепыхаться… Должность вполне позволяет. Но для этого нужна самая малость: окончательно скурвиться и втихаря пойти в услужение к «браткам». Время от времени давать им кое-какую информацию, помогать давить конкурентов, вязать всякую «отмороженную» шелупонь – по просьбе авторитетов. И у начальства будешь ходить в образцовых, и неслабые баксы в руках зашуршат. А главное, можешь не опасаться, что твой задрипанный «жигуль» однажды вечером изрешетят из автоматов ребята в масках.
– Пытались? – поинтересовался я.
– Бывало… И на испуг брали, и подлянки всякие подстраивали, пока в один прекрасный день я, сильно рассердившись, не поджарил «братков» в их фирменном джипе. Мой «макаров» хоть и обшарпанный, как ты справедливо заметил, но бензобак продырявить сумеет… С тех пор поутихли малость, призадумались. Ненадолго, надо полагать.
– А на других тоже охотятся? В твоем отделе, например.
– Само собой. Сезон охоты в самом разгаре. Слабинку ищут. Но в моем отделе ребятки тертые, очень несговорчивые. Те, которые остались, конечно… Вот и живут, как на минном поле.
– Ты говоришь, которые остались. Это как?
– Ну как… Некоторые ушли – от безденежья, от бардака нашего, от полной засвеченности. Бандиты знают больше о наших сыскарях, чем отдел кадров. Кто, где и с кем живет, чем дышит, где бывает, у кого какие привычки и слабости. Откуда у них такая информация – вопрос особый. Какая тут, к черту, тайна сыска, если каждый из нас – на просвет! И заметь, вышли из игры не самые бесталанные, с которыми расстаешься без грусти и сожаления. Толковые ребята сняли погоны. Позавчера ушел парнишка, на которого у меня были особые виды. Оперативник – поискать таких. Спрашиваю: почему уходишь, Саня? Говорит: до смерти надоело играть в эти идиотские игры, без конца подставляться, рисковать неизвестно ради чего, ждать выстрела в спину. Не вижу, говорит, смысла лезть под пули, видя, как все твои усилия уходят в песок. Как раз перед этим он провел блестящую операцию – первый раз пошел старшим опергруппы и сумел взять одного серьезного авторитета по кличке Багор, нашего питерского наркобарона. Взял исключительно чисто, как говорится, без шума и пыли, с уликами и свидетелями – прямо подарок для следствия и суда. И что ты думаешь? Через неделю выяснилось, что улики чудесным образом испарились, а свидетели как один ушли в «несознанку». Багор вышел из «Крестов» под залог, встретил на улице Саню и рассмеялся ему в лицо. Такая вот грустная история.
– Что-то не пойму,– сказал я,– как это улики могли испариться?
– Очень даже просто. Приходит наш Саня на работу, открывает несгораемый шкаф, ключи от которого, прошу заметить, были только у него. А в шкафу пусто – ни протокола задержания, ни оперативных фотоснимков, ни чемоданчика, битком набитого расфасованным кокаином, ни конфискованного оружия. Как и не было. Сашу отстранили от следствия и влепили выговор за халатность. И все! Дело закрыто, залог Багру возвращен с извинениями. Бандитский хеппи энд…
Я внимательно осмотрел стены кабинета и спросил:
– Слышь, Михалыч, у тебя тут случайно «клопы» не водятся? А то как бы откровения не переросли в осложнения.
– По утрам выметаю,– усмехнулся майор.– Не беспокойся насчет «жучков», со мной такие фокусы не проходят.
Он вынул из стола небольшой приборчик, похожий на калькулятор, нажал красную кнопку и направил на мой «дипломат».
– Так и знал,– пробормотал он.
– Что знал? – не понял я.
– Что ты втихаря не включил диктофон.
– Ну, знаешь, Михалыч!..
– Шуткую, писатель,– улыбнулся майор.– Просто демонстрирую полезную технику. Да и не стал бы я тут откровенничать, если бы хоть на секунду заподозрил тебя в хитрожопости. Кстати, Серега, для пользы дела пусть этот разговор останется между нами. Крепче будешь спать.
– Мог бы и не предупреждать…
В этот момент запищал сотовый телефон. Майор долго слушал, издавая какое-то горестное мычание, потом прервал собеседника: «Ладно, хватит причитать! Сворачивай контору и прожогом сюда, на разбор полетов. Будем кумекать, на чем облажались».
Он кинул мобильник на стол и страдальчески покрутил головой.
– Ну как тут не помянуть матушку и всех святых! Такая комбинация сорвалась… Все до тонкостей продумали, до мельчайших деталей, с надежной страховкой. Ни к чему не подкопаешься – верняк стопроцентный! Так нет же, какая-то сука слила информацию. Все коту под хвост. Такое ощущение, будто тебя обоссали с третьего этажа…
– Почему с третьего?
Михалыч крякнул с досады и промолчал. Я понял, что ему сейчас не до меня, и засобирался, бормоча что-то традиционно отходное, мол, пора и честь знать… в гостях хорошо… и тому подобную фигню.
– С Лешей Стрельцовым встречался? – неожиданно спросил майор.
– У меня сегодня большой обход,– сказал я.– После твоей мрачной конторы наведаюсь в «Алекс», а оттуда в офис к Антону Тульчинскому.
– Зачем тебе в «Алекс»? Леха лежит в Военно-медицинской академии. Не в курсе, что ли?
– Погоди, какая академия? – Для меня это была новость.– Он что, прихворнул?
– Простудился,– проворчал Михалыч.– Сквознячок от пули… Вижу, давненько ты не общался с Лехой. Подстрелили его. Трое мудаков напали на инкассаторский броневик, а Стрельцов стоял в прикрытии, когда выносили сумки из банка. Тех мудаков, конечно, покрошили, но Леха получил пулю в правое легкое. Сейчас уже ничего, идет на поправку. Ты его навести, Серега, книжку подари, парню приятно будет. Можешь фляжку коньячку пронести втихаря – для душевной беседы. Он парнишка правильный, привет ему от меня.
(окончание в следующем выпуске альманаха)
Рома Файзуллин
ЧТО БЫ УВИДЕТЬ ТЕБЯ
Когда-то мы были
Что же ты забрала нас к себе при рождении?
Где же поля твои? Где выбор твой? Где твое слово?
Из рук чистых не пить, но глаза твои будут последними,
И представится там, где Ты, там, где дом смехом полон.
Нет…это не Сальма Хайек,
Нет…это не Сальма Хайек.
Все они мои…
Эти тысячи тысячей мертвых чаек.
Меня тогда хоронили, спроси у пыли…
Ты думаешь, кто - то вспомнит,
Что мы, когда - то в этом мире были?
А зачем ты крестила серебром и фильмами,
Словно из уст в уста,как песню передавали ангелы?
Такими нас не знает никто, смешными и красивыми.
И все шли, молчали,молчали для образа и плакали.
Нет…это не Сальма Хайек,
Нет…это не Сальма Хайек.
Все они мои…
Эти тысячи тысячей мертвых чаек.
Меня тогда хоронили, спроси у пыли…
Ты думаешь, кто - то вспомнит,
Что мы, когда - то в этом мире были?
Николай Хантер
Сонеты
1
Ничто нам не заменит радость встреч,
Нечаянные всплески откровения.
Как часто не умеем мы беречь
Минуты счастья, миг волнения.
Нас увлекает круговерти суета
Мы рассыпаемся на мелочь раздражений,
А жизни половина прожита,
А время не дает нам повторений.
Присядь, мой Друг, однажды в тишине,
Прислушайся как сердце твое бьется
Весенней птицей в синей вышине,
Страдает, любит и смеется.
Как часто мы сжигаем день беспечно,
И забываем – жизнь не вечна.
Ольга МАТЫЛЬКОВА
ТЫ В МОЕМ СЕРДЦЕ
ПРОЩАЙ!
1.Рвется прочь твоя душа-
Отпущу ее.
Забываю неспеша,
Счастье ты мое!
Припев:
Прощай,голубоглазый мой бунтарь!
Своей судьбе ты государь-
Я не избранница твоя.
Сотру картины дивные черты-
Завяли нежные мечты
В оковах января.
2.Верю, счастлив будешь ты!
Жаль, что не со мной.
А с подругой дорогой,
Девушкой- весной!
Припев:
Прощай, голубоглазый мой бунтарь!
Своей судьбе ты государь-
Я не избранница твоя.
Сотру картины дивные черты-
Распяты нежные мечты
В оковах января...
3. Белым цветом упаду
Я в твою метель.
Снегом белым застелю
Я свою пастель.
Припев.
Олег ФАНИН
РАНЕНЫЙ АНГЕЛ
Принцип стада
Сегодня день тяжелый,
Сегодня принцип стада
Я избежал невольно.
Мне этого не надо.
Конечно, мог уйти я.
Но что мне даст, не знаю.
А что я мог найти там?
Я знаю, что теряю.
28.04.07.
Алексей ГУЩИН
СТО ВЕРСТ ДО СЧАСТЬЯ
роман
(продолжение. Начало в 3 выпуске «ИНТЕРНЕТТО»)
Война не беда – главное маневры
Весна легкой походкой проскользнула легкой походкой. Лето же еще только стояло на пороге и распахнуло свои горячие и жаркие объятия. Гранитные набережные, мосты через реки и каналы Питера, площади и скверы, все было готово к наступлению нового туристического сезона. Приезжих становилось все больше. Туристы почти полностью оккупировали Невский проспект и всю центральную часть города. Иностранная речь встречалась в толпе почти наравне с русской. Бесчисленные речные трамвайчики сновали по водной глади города. Неумолимо наступал сезон Белых ночей.
Я, влюбленный в свой город, шарахался по улицам и проспектам, упиваясь тяжелым полугнилым воздухом Северной столицы.
- Простите, у Вас не будет спичек? – услышал я сзади.
- Вот, возьмите. – Я протянул незнакомцу зажигалку.
Он прикурил, но уходить не торопился.
- Я гляжу, Вы тоже наслаждаетесь красивым городом и хорошей погодой.
- Да, я, к счастью, еще и живу здесь.
- Вам, можно позавидовать. – Он как-то неловко улыбнулся.
- Ну, что же, тогда завидуйте! – я громко расхохотался и стал пристально разглядывать своего нового собеседника.
Невысок, коренаст, с добрыми глазами, прищур с хитрецой. Средних лет, но сохранив при этом, отличную выправку. Костюм аккуратно отутюжен, воротничок рубашки накрахмален и свеж. Лишь одно меня несколько смутило. Руки у незнакомца были выпачканы грязью.
Я вопросительно взглянул на его руки, он опять заулыбался.
- Я только что пытался влезть на льва, на Дворцовом мосту.
- Зачем?
- Хотел разглядеть Финский залив. – Он заразительно рассмеялся.
- Отличная идея, только мне она почему-то в голову не приходила. – Подхватил я шутку.
- Вот и замечательно, я приглашаю вновь попробовать это еще раз. Вдвоем у нас точно получится. – Он продолжал смеяться, и уже тащил меня за руку в направлении Дворцового моста.
Вдоволь навеселившись и намотавшись по набережным, мы решили немного перекусить. Признаться, голод давно уже незаметно подкрадывался ко мне. И вот он всей своей красе, тяжесть заурчала в моем желудке.
Иван, так звали моего нового знакомого, предложил перекусить в каком-либо кафе.
- Я угощаю, так что выбор заведения за тобой.
- Это же верх безрассудства, я ведь так могу тебя затащить пообедать в самый дорогой ресторан.
- Ну, это не так страшно. Мне будет приятно угостить такого приятного молодого человека. – При этом он как-то выразительно посмотрел на меня.
Ни каких больше слов не надо было, в глазах его, впрочем, как и в моих, можно было прочесть страстное желание остаться наедине в укромном помещении, желательно с душевой кабиной и кроватью.
- Здесь есть небольшое кафе на Гороховой, может, там пообедаем, или правильнее сказать, поужинаем.
День уже катился к закату, солнце уже окрасило верхушки дворцов в ярко багровый цвет.
- Меня сегодня пригласили на ужин, я могу тебя взять с собой, мне только надо позвонить.
- Я с удовольствием, но только если это будет удобно.
- Будет, будет. Все в порядке, я предупредил их, что возможно приду не один.
Иван, оглядев окрестности, уже тащил меня за руку к ближайшему телефону-автомату. Он оживленно говорил по телефону, при этом он утвердительно мотал головой и улыбался. Вернувшись ко мне, после разговора, он весь сиял.
- Все отлично, мы можем идти, вот только тебе придется быть моим проводником. Я не так хорошо ориентируюсь в Питере.
- Я уже понял, что ты приезжий, и с каких же ты мест?
- Я живу в Куйбышеве .
- Да, я знаю этот город, насколько я помню, он стоит на Волге.
- Что же, ты прекрасно осведомлен о моем городе.
Немного прогулявшись, мы прыгнули в трамвай, и уже мчали по Садовой улице. Трамвай с грохотом распахнул двери и мы, взявшись за руки, пошагали в надвигающиеся сумерки по дворам старых обветшалых домов. Типичный Питерский двор, ничем не примечательный подъезд, также как и везде пах сыростью. Мы поднялись на нужный этаж и позвонили в дверь. Дверь распахнулась. В дверях появился молодой человек, лет тридцати, одетый очень своеобразно, его манеры и жесты не оставляли и тени сомнения, в том что он гей. Теперь я был в полной уверенности в том, что мы с Иваном правильно поняли друг друга, хотя и не говорили прямо об этом.
Хозяин квартиры любезно улыбнулся, пригласил пройти и познакомиться с его другом. Обменявшись рукопожатием, мы сели за накрытый стол. Ужин не продолжался долго, тут же был предложен чай, так как я отказался от спиртного. Негромкая музыка стала еще тише, свет немного приглушили и все расселись на диване и креслах. Беспредметный разговор перемежался неприличными анекдотами с одной тематикой. Все улыбались и хихикали. Искоса глянув на Ивана, я увидел разительную перемену. Некоторое время назад он улыбался, теперь же он как-то напряженно и искусственно пытался изобразить улыбку. Вызвав его покурить на балкон, я пытался как-то развеселить его. Глаза его извергали икры огня то в мою сторону, то в сторону хозяев квартиры.
- Я ухожу от сюда, идем со мной. Или же ты хочешь остаться здесь? – очередной сноп искр посыпался из его глаз в мою сторону.
Совершенно не понимая в чем собственно дело, кто и в чем виноват, я замотал головой.
- Я в эту квартиру пришел с тобой. Поэтому и уйду я тоже с тобой. Хотя я не совсем понимаю, что случилось и что происходит.
- Объясню потом, если конечно ты захочешь этого.
Резкая смена эмоций Ивана, однако, не произвела на хозяев никакого недоумения, то ли они этого не заметили, то ли они знали, что происходит. Моя же голова решительно отказывалась что-либо понимать.
Быстро сбежав вниз по лестнице, Иван тащил за руку меня, не давая мне опомниться. Потом он резко свернул в какой-то соседний двор, сел на скамейку и нервно закурил. Руки его дрожали глаза, уже не извергали адский пламень, они были грустны.
- Может все-таки, ты объяснишь мне, что происходит. Я что-то не так сказал, или вел себя неподобающе? Что, что случилось, можешь мне сказать, наконец.
- Ты еще не понял? Они жаждали тебя, они хотели тебя. Они бессовестно хотели отобрать тебя у меня.
- Ну и что, что в этом такого плохого? Да, они обхаживали меня, но все это было, не пошло и не грубо. Вполне культурно и пристойно.
- Ты так считаешь, так ты еще можешь вернуться.
- Неужели ты приревновал меня?
- Да, ты мне понравился, и я провел с тобой замечательный вечер, но видать на этом все и закончится.
- Начнем с того, что мы еще не столь хорошо знакомы, что ты ревновал меня к другим. И потом мне хорошо с тобой. Они мне безразличны, поэтому все только разговорами и закончилось бы, не более.
- А со мной ты мог бы провести остатки вечера и ночь.
- Да, если бы ты был мне неприятен или просто безразличен, то не пошел бы с тобой в гости, и не сидел бы тут с тобой, пытаясь хоть немного успокоить тебя.
Глаза Ивана уже опять потеплели и засверкали, может из-за набежавшей слезы, а может, просто мне это почудилось.
- Ну, так и куда пойдем? Я живу не один и не могу пригласить тебя на ночь.
- А я могу пригласить тебя. Я остановился в военном санатории, Это на Черной речке.
- В военном? Ты что военнослужащий.
- Да, подполковник авиации, хотя теперь я уже на гражданской службе.
- Так вот откуда такая выправка.
Иван уже улыбался. От недавней грозы и следа не осталось.
- Я могу тебя пригласить, но….
- Что такое, есть проблемы, или там опять твои друзья.
- Нет, кстати сказать, эти мне тоже не друзья, я познакомился с ними в прошлом году у своих знакомых, они дали мне телефон. Я впервые был у них, и думаю что последний. Они очень бестактно повели себя, прежде всего по отношению ко мне. Ну, да ладно. Бог с ними.
- Так ты не договорил, что там за проблема?
- Там проходная, не знаю, как тебя провести ночью.
- Беда, какая, через забор тоже можно.
Я весело рассмеялся, Иван подхватил мой смех, и мы уже мчали в сторону метро, дабы успеть на последний поезд уходящего метро.
(Конец первой части)
Москва
2005 – 2007
Елена Виноградова
БРИЛЛИАНТЫ
НА БАРХАТЕ ЧЕРНОМ
Создателю
Захлeбываясь в море звуков, лиц,
Каких-то ароматов, красок, мыслей,
Я падаю перед тобою ниц,
О, мой Создатель!
Понять не в силах что, зачем и как,
Барахтаюсь беспомощным кутeнком
Я, чадо твоe, многие века,
О, мой Создатель.
Вот-вот достигну сущности твоей,
Твоей непостижимой выси...-
Но снова пусто в голове моей,
О, мой Создатель.
Ты дал мне разум, сам же дал предел
Способности проникнуть мыслью в сущность.
Я поняла, зачем ты так хотел,
О, мой Создатель.
Но всe равно я в муках вновь и вновь
Стремлюсь преодолеть твои пределы.
Понять ли мне когда-нибудь любовь,
Вселенную и жизнь? -
Ответь, Создатель.
Не будет ли твой гнев тогда велик,
Когда могуществом к тебе приблизясь,
Своим безумством омрачу твой лик,
О, мой Создатель?!
РЕНАТ
Сельская весна
Пробудил рассвет горящий
звонких пташек на ветвях,
но не пробудился спящий
дол в туманах, как в снегах.
Пахнет в воздухе весною,
нет следа от зимних вьюг,
и цветёт, цветёт красою
поутру весенний луг.
Травы кушают коровы,
полным стадом собрались;
и к пруду галопом снова
жеребята понеслись.
Я шагаю по тропинке.
Степь дурманит допьяна!
Ветерок несёт пылинки.
Здравствуй, сельская весна!
Герман Бич
Возвращение после смерти
Сережа Степичев, мой коллега по прошлой работе, был своеобразным, очень странным человеком.
Природа и наша бурная действительность сделали его таким. Лет десять назад он приобрел, как и многие из нас, участок земли шесть соток, хотел поставить там маленькую хибарку, но не осилил, перестройка помешала. Серёжа выкопал котлован, разложил бетонные фундаментные блоки, положил плиты на них, одной, правда, не хватило, и на этом закончил свое строительство.
Частенько, чтобы не мотаться туда-сюда в город, он оставался ночевать в этом своем доме-подвале и в безоблачные ночи ставил стул или топчан и с них смотрел в проем, где не было плиты, на небо, звезды, луну, на тот бескрайний мир, который двигался, плыл над ним, дышал и шептал ему свои удивительные истории.
По понедельникам, после общения с Вселенной, он подходил ко мне и делился тем, что воспринял оттуда. Это было так правдоподобно, что я верил,
- Смотри, - говорил он, - люди часто болеют гриппом, проходящим по миру эпидемической волной, а это есть ничто иное, как очистительная кармическая волна. Грипп метит, находит людей, накопивших отрицательные чувства и мысли. У большинства он проходит без осложнений, как бы только подчищая каналы чувств и то, что осело через них в организме.
- Я думаю, им болеют в основном те, кому не сделаны прививки, - возражал ему я.
-Нет, он захватывает тех, кто накопил в себе злобу и ненависть, затаил желание мести. Эти отрицательные чувства находят уязвимые места в организме, вызывая осложнения на органах и системах.
В другой раз он начинал говорить мне о глобальных явлениях.
-Знаешь, еще очень долго не будет у нас в России масштабных катаклизмов.
-Почему? Они уже идут.
-Я говорю о мировых войнах, в которые всегда втягивается Россия.
Не родился еще тот человек, который бы начал их. Наполеон родился в 1760 году, а Гитлер в 1889, разница 129 лет; Наполеон пришел к власти в 1804 году, а Гитлер в 1933, разница 129 лет; Наполеон напал на Россию в 1812 году, а Гитлер в 1945, разница 129 лет; Наполеон проиграл войну в 1816 году, а Гитлер в 1945, разница тоже 129 лет. Мировые войны - это избавление нашего мира от перенаселения, и война начнется только во второй половине XXI века.
-И сейчас повсюду гибнут люди, ты что, не видишь?
-Это процессы местного, регионального масштаба. Ну вот у нас в стране смертность превысила рождаемость. Умирают сплошь и рядом старые люди, то есть идет омоложение нашего общества, для этого в стране созданы все условия: нищета, безработица, бандитизм. К тому же всякие новые болезни, спущенные нам оттуда, убирают лишних, ненужных людей. Общество чистит само себя, как естественным, так и вооруженным, путем.
-Сережа, хватит об этом, иди, работай.
Почему-то на его земельном участке все росло по-особому - помидоры были слишком большие и мясистые, картошка - тоже хороша, а яблони плодоносили каждый год.
-Сережа, отчего это?
-Да оттого, что меня посещают оттуда, - он, шутя, говорил такое мне, многозначительно показывая на небо. - Жива луна, живы звезды, и, мне кажется, что я часто бываю там, у них, очищаю свои душу и тело.
***
Сережу убили, там же, на этом дачном участке. Стукнули чем-то тяжелым по голове, и он, когда его нашли, лежал на грядке с помидорами и смотрел открытыми глазами на небо.
Через три дня его похоронили, но на седьмой день, как рассказывала мне его дочь, он "пришел" домой.
Его амулет, лежащий на столе, в этот день, когда все были дома, ярко засветился, от него пошло тепло, собака залаяла, а кот - его любимец - заплакал, из глаз потекли большие слезы, мама сразу же отключилась, упала в обморок, а она, дочь, напрягла свою волю и увидела отца, его фигуру на не заставленной, не завешанной стене комнаты. Он немного постоял, посмотрел со стены на всех и исчез.
Сын Андрей после его исчезновения неожиданно произнес: «Папа подарил мне сейчас свои новые туфли. Я примерю их». Он подошел к шкафу, открыл нижнюю дверку, достал коробку с новыми, не надеванными ни разу отцом туфлями и вынул их оттуда.
Андрей и все мы поразились, увидев желтый песок на подошвах.
«Папа сейчас приходил к нам в них», - сказал Андрей, и мы все подтвердили это.
- Неужели Ваш отец был связан с тем миром? - я показал глазами вверх.
-Да. Он в звездные ночи часто стоял на балконе, а на даче находился в своем подвале и смотрел на небо, набирался сил.
Светлана ПУГАЧЕВА
ОСЕННЯЯ ВОДА
Зеркалам Дворянского собрания
Перед ликом серебряной глади
Гости времени - призрачный дым -
Шли, в глаза двойникам своим глядя,
Как поток бесконечной реки.
Зазеркалья бездонная хрупкость
Все вместила, запомнила все:
Чью-то нежную, светлую юность,
Чье-то старческое житие.
Лица, руки, одежды, движенья,
Проходя сквозь прозрачный кристалл,
Оставались, как душ отраженье,
Чтобы жить здесь в плену у зеркал.
Сотни раз этот мир мог погибнуть
От бездушно-бездумной орды,
Но, хранителей руки, приникнув,
Успевали спасти от беды.
Я, теперь этот путь совершая,
Приближаюсь к прозрачной стене.
Как дано отразиться – не знаю,
Как тот мир отразится во мне?
Людмила Володина
(Емельянова)
РАЗГОВОР С ОСЕНЬЮ
Сердце на ладони
Коснись струны – подарит красоту.
Отзывчивость - взаимностью догонит.
И точно так – в ответ на доброту
Я сердце протяну в своей ладони.
Согрей теплом – распустится цветок.
Воды не пожалей – и не завянет.
И в благодарность каждый лепесток,
Волнуя ароматом, с лаской глянет.
Так важно не слепым быть к красоте,
Её увидеть в разном проявленье.
И листья клёна в золотом литье
Вдруг станут поводом сердцебиенья.
12.01.2006 г.
Сергей ЖЕМЕРОВ
ДАЙ МНЕ КРЫЛЬЯ, ГОСПОДЬ
Я убит
И я убит, и я закопан.
И черный крест в моих ногах.
И мрамор с выбитою датой.
Гнилою пылью весь пропах.
Я кинут богом в эти степи
Я проклят жадностью людской
Я как изгой, забытый жизнью
Повязан адской пеленой.
Прощенья нет ужасным мукам
Что предвещала мне судьба
Я кинут богом, кинут степью,
Убит тобою жизнь моя.
Мила Соловьева
"Первый поцелуй"
мне кажется что ты не ревновал
ты просто ждал когда наступит лето
где под хвостом сверкающей кометы
ты в первый раз меня поцеловал
ты ждал весну, распутать этот путь
найти ту дверь, что прочь ведет из ада
ты точно знал, что я когда-нибудь
захлопну дверь. И буду очень рада
тому что дождь, тому, что ураган
что солнца нет который день уже
и пусть меня ты очень долго ждал
не ревновал, а лишь поцеловал
в подьезде на последнем этаже
я убегу.. мне вечность не указ
стряхну всю пыль я с белоснежных крыльев
и если мы все просто позабыли:
раз - не смогли, и два - не разлюбили;
я завершу неначатый рассказ
|
|
| Интернетто |
|
| Календарь новостей |
| « Май 2024 » | | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс | | | | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
|
| Статистика |
 |
|
Приветствую Вас Гость | RSS
